Что такое три года для человеческой жизни после страшной трагедии? Время, за которое можно научиться произносить имя потерянного навеки родного человека без слёз, время, за которое можно научиться вспоминать любимое лицо с улыбкой, без истерики, это время, которое притупляет боль потери.
Но только притупляет, скрывает отчаянные эмоции, уступая место глубокой горечи, грусти и скорби, которые живут внутри. Именно столько времени - три года - прошло со дня гибели морской буровой платформы «Кольская» в Охотском море. Напомним, после крушения было найдено 17 тел погибших, 36 человек так и остались пропавшими без вести. И только четырнадцати удалось спастись.
Если задуматься об их судьбе, то можно сказать, что они родились в рубашке. А если подумать, что именно им пришлось пережить, на секунду себе представить, в каком хаосе оказывается человек, когда всё рушится, когда бушует стихия и под воду уходят товарищи… Если вспомнить слова родных, прилетевших к месту трагедии, которые впоследствии рассказывали, что выжившие опускали взгляд, как будто извиняясь, что они выжили… Можно глубоко посочувствовать этим людям и с уверенностью сказать, что они прошли ад и вернулись на землю.
Чем стали для них эти три года? Временем, за которое они научились говорить о случившемся. Ещё год назад, когда «Московский комсомолец в Мурманске» публиковал серию статей о трагедии, выжившие в ней моряки и буровики не хотели вспоминать, не хотели, чтобы их слова публиковали, просто не могли говорить о «Кольской». Тогда многие родственники погибших буквально взывали к бывшим коллегам их родных людей с просьбами поделиться воспоминаниями и рассказать всё, как было. И они откликнулись и дали разрешение на публикацию своих воспоминаний. С помощью выживших и родственников погибших нам удалось по крупицам восстановить события и узнать подробности о тех, кто погибал, и о том, как некоторым удалось выжить. Те, кто сегодня согласился рассказать о страшном дне - 18 декабря, и сегодня работают на буровых, в разных компаниях, но поддерживают связь между собой.
Жалко, что не удалось спасти всех
Данил Зимин - среди тех, кому удалось спастись при крушении «Кольской», он рассказал, что на буровой платформе было немало людей, которые вели себя очень смело и достойно. «Нас собрали на палубе, все были в гидрокостюмах, - вспоминает Данил Зимин минуты, когда платформа ещё находилась на плаву. - Сначала сказали, что нас вывезут вертолётами. Но ясно было, что буровая уже получила опасный крен. Потом решили, что эвакуация будет на суда, с левой стороны. Мы пытались перетащить шлюпки на левый борт, но эта затея из-за крена была уже невыполнима. Ни одной шлюпки с правого на левый борт мы не смогли перенести. Не знаю, кто, как и когда в дальнейшем спрыгивал с платформы… Я не видел. Положение было критическое. Я интуитивно побежал на корму. Крен был уже такой, что самостоятельно забраться не мог, меня Дмитрий Кузнецов вытащил за руку. Он до последнего стоял на задвижке, держась за неё, и помогал, буквально выталкивал людей на корму.
Я оказался в воде одним из последних. Я видел, что некоторые уже отплыли далеко. Сначала была мысль плыть до перевёрнутой буровой и на ней спастись, но там никого уже не было. Поплыл к людям, которые собрались вместе.
Нашу группу поднимал ледокол «Магадан», нам сбрасывали сеть, круги, а я зацепился за шторм-трап в конце правого борта, сколько смог - поднялся сам, затем меня вытащили. Была сильная качка, ледокол погружался в воду метра на три-четыре. Было очень трудно подняться. Верёвка, связывающая меня с Сергеем Грауманом, оборвалась, позже его и Александра Коваленко подняли на «Нефтегаз-55». Жалко, что не удалось спасти всех, кто оказался в воде…
Тех, кто остался на платформе, буровая накрыла собой. Среди них оказался Дмитрий Кузнецов. Но он не растерялся, задвижка, у которой он стоял, находилась буквально в трёх метрах от края ограждения, и ему удалось вынырнуть уже из-под перевёрнутой буровой. А когда меня подняли на ледокол, Диму уже отпаивали чаем. Восхищаюсь им. Ведь молодой совсем парень, а какая выдержка, сила, сноровка, выносливость. Считаю его героем».
Понял, так умирают от удушья
Дмитрий Кузнецов на «Кольской» работал бурильщиком. Тогда ему было 23 года. Несмотря на юный возраст, коллеги Дмитрия по «Кольской», которые могут о нём рассказать, называют его героем. Сам герой тяжело вспоминает события на буровой платформе, но в море ходит по-прежнему: «Как только платформа стала переворачиваться, многие побежали на корму. Я ухватился за задвижку, которая находилась недалеко от края платформы, и, держась за неё, помогал взобраться остальным. Первым, кому я помог пробраться к борту, чтобы спрыгнуть, был Владимир Гусев, потом я его уже не видел. Затем помог Даниле Зимину, но у ограждения буровой он задержался. Когда платформа приняла критичный крен и я не смог сам добраться до края платформы, чтобы спрыгнуть, Данил окликнул меня, показывая на верёвку, которая лежала рядом со мной, он кричал, чтобы я кинул верёвку ему, чтобы с его помощью я смог вскарабкаться. Платформа практически уже стояла под 90 градусов. Я взял верёвку и увидел Александра Зарицкого, который находился ещё ниже меня, привязал верёвку к задвижке, за которую я держался, и кинул верёвку ему. В этот момент платформа начала переворачиваться. Данилу я уже не видел. Зарицкий висел на верёвке, потом упал в воду.
Затем платформа перевернулась, и я оказался под ней. Меня ударило сверху. После открыл глаза: темно, кислорода нет, набрал полные лёгкие воды, горло сжалось, внутри всё болит, горит. Понял, так умирают от удушья. Все попытки выбраться не увенчались успехом, везде какие-то преграды. Потом, когда разум начал гаснуть, собрался с мыслями и силами и начал повторно пытаться найти выход из-под платформы. После нескольких попыток выплыл из-под неё. Увидел лучик света сверху и выплыл. Отдышался. И поплыл по волнам к «Магадану». На ледоколе сказали, что я грёб, как моторная лодка, хотя у меня дважды отнимались руки и ноги от бессилия. Видел вдали людей, они плыли кучкой к «Нефтегазу-55». Я не стал плыть к нему, потому что это было против волн и ветра, а плыть против волн одному - это несерьёзно. Я плыл по ветру к ледоколу. Люди плыли к тому судну, что ближе. По пути в воде мне попался только один рюкзак, но его взять не смог, сам еле плыл. Забрался на ледокол только со второго раза. Я был первый, кого подняли, потом Данилу, потом старшего помощника капитана Игоря Сухомлина, но как это происходило, уже не видел.
«Нефтегаз-55» первым отцепился от платформы, а у ледокола, насколько я помню, были проблемы с тросом, и платформа чуть не потащила его за собой. Когда я выплыл, у них как раз порвался трос, и они начали разворачиваться. Ледокол, когда меня подобрал, наверное, пошёл к «Нефтегазу-55». Что происходило на «Нефтегазе-55», я не знаю. На палубу меня не выпускали, да и мне не очень хорошо было».
Все были в шоке
Виталий Логанов работал на «Кольской» помощником бурильщика. Даже после трагедии он остался работать в АМНГР, но попал под сокращение.
О страшном 18 декабря Виталий Логанов вспоминает, как и все, кому удалось спастись, с ужасом и словами соболезнования родным погибших товарищей: «Нас собирали на вертолётной площадке. Я побежал за документами, а когда вернулся, никого там уже не было, все перешли на консольную палубу. Что делать - было непонятно. Просто ждали. Палубная команда держалась вместе. Для эвакуации стали подтягивать плоты вручную, но они весом по 300 килограммов, к тому же на подставке, которая в свою очередь создавала неудобства для переноски в любое другое место. Помогали все - по шесть, семь человек брались за плот. Но сделать это было невозможно. На главную палубу было не войти волны захлёстывали. Когда стало ясно, что выбираться надо самим, стали прыгать в воду. Кто смог без травм оказаться в воде, тот плыл к судам. Многих сносило течением. Гидрокостюмы были двух типов: одни с отдельными перчатками, а другие целиковые, один из таких как раз был у меня. Кое-кто на гидрокостюм надевал жилет, чтобы было легче плыть. В гидрокостюмы с отдельными перчатками попадала вода, костюм набухал, тяжелел, двигаться становилось чрезвычайно трудно. Я проплыл до «Нефтегаза-55» метров 900, по пути трижды чуть не захлебнулся, накрывала волна. С «Нефтегаза-55» нам бросали круги на верёвках. Некоторые пытались подняться по сетям, свисающим с борта. Был шторм, бушующие волны и течение. Людей отбрасывало, било волнами о судно. Подтянуться по сетям в намокшем, тяжёлом гидрокостюме было невозможно. На кругах поднимали быстрее. На «Нефтегазе-55» весь свободный экипаж занимался спасением, и кто мог из нас, тоже помогал. После того, как меня подняли, попив чай, я вышел на палубу. Вытащили Ивана Мишинёва. Когда разрезали на нём гидрокостюм, я его растирал и находился рядом, у него было серьёзное обморожение, и он не помнил, как его подняли на борт судна. Его и Александра Коваленко со сломанной рукой позже сняли вертолётами. «Нефтегаз-55» во время спасательной операции и шторма получил повреждения корпуса, были сломаны компьютеры. И во время дальнейшего перехода мы не обсуждали случившееся, все были в шоке, команда не отвлекалась на лишние разговоры, все занимались только своим делом.
Оказаться погибшим или пропавшим без вести в таких условиях просто - долгое пребывание в воде, охлаждение, обморожение, могло отнести течением, многие вполне могли получить травму. Искренне сочувствую всем родственникам погибших».
Первая и последняя вахта
Светлана Жданюк (1990 года рождения) выжила благодаря тому, что заболела и 9 декабря, за несколько дней до фатальной буксировки, была списана с платформы. Судовой врач, сам того не зная, спас жизнь молодой девушке. Он отправил её домой, где ждал маленький ребёнок. Светлана Жданюк делится воспоминаниями о своей первой и последней вахте: «Помню, как принесла документы в офис и мне сказали, что пойду морем до Камчатки на буровой. Честно признаться, я не представляла, как это и что, просто нужен был заработок. На тот момент мне был 21 год. Когда уже отплыли из Магаданского порта, стало страшно, вокруг одни мужчины и я, маленькая девочка. Старалась ни с кем не общаться. Когда дошли до платформы, я увидела её вблизи и испугалась, она казалась огромной и была высоко над морем. Поднимали нас туда на такой штуке, которая похожа на большую краболовку. Ты стоишь на ней, держишься, а за спиной высота и море, было очень страшно. В день прибытия подписала инструкцию по ТБ и заступила на смену, коллектив, который на кухне работал, принял меня хорошо. Шеф-повар Юрий Николаевич Байков, помню, посмотрел на меня и сказал, что мне у них не место, что я маленькая хрупкая девчушка и нечего мне работать в таких условиях. Сейчас вспоминаю и улыбаюсь, а тогда обидно стало.
…Я там была до начала декабря, когда начались проблемы со спиной и меня списали. Врача Николая Васильевича Свистунова хорошо помню, ведь я ему жизнью обязана. Именно он настоял на моём списании, а шеф-повар был против, ведь моя работа ложилась на оставшихся.
Мне тяжело вспоминать «Кольскую». Все по-разному переживают горе. Я, как страус, прячу голову в песок и стараюсь не думать… На момент аварии я чувствовала себя виноватой, потому что должна была тоже идти на перегон, быть там вместе с остальными. А меня списали... и всегда задаю вопрос: «Почему именно я? Почему не кто-то другой?»
Вместо послесловия
Воспоминания спасшихся очень важны для родных погибших. Не зря они по крупицам собирают любую информацию о буровой платформе и о последних минутах жизни своих родных и близких. Несмотря на то, что прошло три года, несмотря на то, что следствие завершено, те, кто потерял отцов, братьев, сестёр, детей, любимых в этой страшной трагедии, считают, что следствие поставило не точку в деле, а многоточие, обвинив совсем других людей, а не тех, кто, по мнению родных, виноват в случившемся. Кстати, суда по делу до сих пор не было, и как говорят родственники, дата заседания или не назначена, или держится от них в секрете.
Окончание в следующем номере газеты.
